В материале от 1 апреля поставлены вопросы о векторе развития региона, о названии, которое может определять и формировать будущее региона о том, что если по курсу не российский Дальний Восток, и не Тихоокеанская Россия, то что? На самом деле это вопрос - кто за штурвалом регионального развития? Чьи интересы определяют вращение рулевого колеса? И что по всем этим вопросам может заявить академическая наука? В данном материале предпринята попытка приблизиться к ответам на эти вопросы.
В наши дни вектор региональной политики определяют представители как минимум трех групп. Их условные названия - прагматики, "антисырьевики" и "франко-портовики". Их экономические и политические интересы не во всем совпадают.
Прагматики - это представители бизнеса во власти. Они исходят из того, что политика должна быть технологичной, а не либеральной или государственно-партнерской. Прагматики не реализуют каких-либо концепций, в том числе и таких как российский Дальний Восток или Тихоокеанская Россия. Вся концепция - в ее отсутствии. Вместо нее - практические действия, способность адекватно реагировать на ситуацию. Критерий направленности этих действий - экономические интересы. Разумеется, что проблемы названия региона для прагматиков не существует: название зависит от особенностей конкретной ситуации. В настоящее время среди тех, кто может давить на штурвал региональной политики - прагматиков большинство, как минимум - две трети.
"Антисырьевики" - это политики, эксплуатирующие идею сырьевого проклятия. Они пришли во власть под привлекательным для избирателей лозунгом "Не дадим превратить Россию в сырьевой придаток ни Запада, ни Востока". Они противопоставляют сырьевую и инновационную экономики. Их позицию наиболее полно раскрывает В.Иноземцев - директор московского центра исследований индустриального общества. Перспективы развития нашего региона он оценивает так: "Хочется задать банальный вопрос: а зачем сегодня развивать этот регион? Чтобы произвести и продать за рубеж еще больше ресурсов?". Критерий направленности действий "антисырьевиков" - главным образом политические интересы и интеллектуальные амбиции. Проблемы названия региона для них также не существует - это, конечно же, Дальний Восток России. Среди тех, кто близок к штурвалу региональной политики "антисырьевиков" - около 20 процентов.
"Франко-портовики" - это предприниматели, вовлеченные в международный бизнес и представители академического сообщества. Суть их взглядов можно выразить очень коротко - порто франк, то есть свободная территория. "Свободная" означает - пользующаяся правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров с целью экономического оживления региона.. Есть основания предположить, что на них работают и исторические аргументы - и в жизни Владивостока был успешный "франко период". Критерий направленности действий "франко-портовиков" - главным образом экономические интересы. Проблемы названия региона для них также не существует - это, конечно же, Тихоокеанская Россия. У штурвала региональной политики их не более 10 процентов.
С исторической точки зрения ни у одного из названий нет явных преимуществ. У каждого из них свои ограничения. Само название Дальний Восток - это отражение реалий "европоцентристского" устройства мира, когда Великобритания была владычицей не только морей и океанов. Тогда и были сконструированы на английском языке такие культурно-географические понятия как Ближний Восток и Дальний Восток. Значительно позднее, но в этой связке - появилось название "российский Дальний Восток", причем появилось тогда, когда само международное (англоязычное) понятие Дальний Восток оказалось практически вытесненным понятием Восточная Азия, а ожидаемая связка российский Дальний Восток - российский Ближний Восток не сформировалась. Но может ли быть Дальний Восток без Ближнего?
Появление понятийного прилагательного "Тихоокеанский" отражает реалии "американоцентристского" устройства мира, когда в конце 30-х годов прошлого века на вопрос: "Что может прийти на смену "Американскому веку"? самими же американцами был предложен ответ: "Тихоокеанский век". С этого момента появление понятия "Тихоокеанская Россия" стало неизбежным. Принятие России в АТЭС сделало его использование все более активным. Но должно ли оно стать доминирующим в русскоязычной культурно-географической, политико-экономической и бытовой лексике? Должно ли оно генерировать призывы "Тихоокеанскую Россию пора перестать называть Дальним Востоком!"?
На наш взгляд, оснований для активного и тем более агрессивного позиционирования региона как "Тихоокеанской России" - не существует. Такое название противостоит восточному вектору российского пространства хотя бы уже потому, что Тихоокеанская Россия - это Западная Тихоокеания. Кроме того, Восточная Россия включает те только Тихоокеанскую Россию, но и Арктическую, а она простирается не только на Восток, но и на Запад России. Наконец, следует учесть и действие экономических факторов.
Прежде всего, включенность в азиатско-тихоокеанские экономические связи - это внешнеэкономическая интеграция. Что отличает региональную интеграцию? Деление соседей на "своих" и "чужих", "дальних" и "близких", "продвинутых" и "догоняющих". Это означает: интеграция - всегда дискриминация с ее неизбежными негативными последствиями для отдельных участников интеграционного процесса. Не факт, что мы не попадем в их число, тем более, если учесть отличительную метку "неудачников" интеграционного процесса - отставание по уровню технологического развития. Вывод для нас - в начале инновация, потом интеграция. Более точно и полно - модернизация экономики нашего региона должна идти на шаг вперед от его участия в интеграционных процессах.
Но если технологическое отставание еще и можно преодолеть, то от ресурсного характера региональной экономики в обозримом будущем никуда не деться. Как не деться и от ресурсного интереса к нам. Но каковы последствия их ресурсной любви к нам в условиях нашего курса на интеграцию? Эти последствия - в изменении модели международного разделения труда и других экономических факторов и, прежде всего, природных ресурсов. Страны и регионы, богатые природными ресурсами теряют свои преимущества. Они переходят к тем, кто может эти ресурсы приобрести и использовать. В итоге контроль над ресурсами оказывается у других стран. Побеждает принцип - не владей, а получай выгоду. Нам - владение, им - выгоду.
Следует учесть и фактор экономического регионализма - ситуации, когда регионы разных стран вступают друг с другом в торгово-инвестиционные отношения и постепенно становятся более привязанными друг к другу экономически, чем к собственному "центру". В этом отношении примечательны исследования профессора экономики Гарвардского Университета Альберто Алесины. Его основной вывод - экономическая интеграция неминуемо ведёт к политической дезинтеграции. Можем ли мы оказаться под молохом политической дезинтеграции?
Можем, потому что предрасположенность к дезинтеграции формируется высокой гетерогенностью, то есть разнородностью общества. Разнообразие культур и языков, сложность исторических судеб проживающих на территории народов, значительный разброс в уровне доходов - все это определяет высокий уровень гетерогенности территории. С его повышением растет неудовлетворенность политикой центра, в первую очередь такими ее составляющим как перераспределение доходов, доступность общественных благ, международная торговля. В результате появляются специфические издержки - издержки большого размера. И они потенциально могут превысить выгоды от большего размера, тем более в условиях интеграции, которая значительно более выгодна для малых стран.
Все эти рассуждения гарвардского профессора как будто бы списаны с нашей действительности. В первую очередь с ее интеллектуального отражения. Чем заканчивается большинство проводимых в России исследований проблем и препятствий на пути развития нашего региона? Непременным выводом, что основное препятствие - инерционный подход Москвы к региону как к колониальной периферии. Хотя списать все региональные проблемы на отсутствие политической воли центра - наиболее эффектный, но не эффективный путь их решения. Тем более, что сегодня эта воля присутствует и проявляется хотя бы в форме известных инфраструктурных проектов.
Вопрос "Где мы будем?" - это вопрос "Кем мы будем?". Будем же мы, в зависимости от ответа, или гражданами успешной страны, живущими в одном из ее перспективнейших регионов, или обитателями некой территории с размытым субъектным статусом и с все более неопределенным будущим.